Знаешь, есть такие истории про родных людей, которые как будто склеены намертво — вот эти четыре девчонки именно такие. То ли сестрами родились, то ли друг друга выбрали — не поймешь. У них всё вместе: и слёзы в подушку, и смех до коликов, и эти моменты, когда одна вдруг отдаст последнее, лишь бы другой легче стало. Прям до мурашек иногда — как они умудряются держаться друг за друга словно живой
Представляете, 40-е за окном, а эта бабушка Кэрри — ну вы ж понимаете, такие годы, когда уже и чайник на плите забываешь, и соседей по десять раз за день окликаешь невпопад. Сидит она в этой хьюстонской квартирёнке, душной как консервная банка в августе, а сама-то вся — будто засушенный полевой цветок в старой Библии. И грезит о своём Баунтифуле — этакой техасской забытой богом дыре, где когда-то
Знаешь, представляешь такую дичь: где-то посреди раскалённой пустыни, под землёй, американские учёные устроили себе секретную лабораторию — типа, сверхсекретно, чтоб никакие шпионы не докопались. Ну и колдовали там над телепортацией, как всегда. Вроде бы всё по плану: пищат приборы, мигают лампочки... И тут — БАМ! Из ниоткуда выскакивает какой-то левый контейнер, весь в непонятных символах. Типа,
Вот переработанный текст с более живой, разговорной подачей: Знаешь, иногда думаю — ну как же так вышло, что эта хрупкая женщина с бархатным голосом врезалась в жизнь как ураган? Пэтси Клайн — это легенда кантри, голос которой в 50-х сводил с ума всю Америку. Помнится, в 56-м она как раз встретила Чарли Дика — того самого, с кем потом связала судьбу. Бросила своего зануду-мужа, который только
Знаешь, я недавно смотрел старый фильм про первых христиан — такой, от которого мурашки по коже. Там показывают, как Святой Пётр, уже после всей этой жути с распятием, пытается в Риме хоть что-то построить. Представляешь? Он же как рыба на суше — вокруг предательства, подозрения, а он всё равно лезет вперёд с этой своей верой. Меня поразило, как режиссёр показал его сомнения: вот он сидит у
Знаешь, иногда жизнь подкидывает такие сюжеты, что голливудским сценаристам и не снилось. Вот взять Крэйга — парня, который годами мотался по всем этим адским точкам планеты. Войны, кризисы, разруха… В какой-то момент он просто сломался. Ну правда, сколько можно? Решил: всё, завязываю с этим безумием, поеду-ка я в какую-нибудь дыру, буду снимать репортажи про урожай тыкв или местных чемпионов по
Представьте себе человека, который словно тень — весь в серых тонах, сгорбленный за ткацким станком. Вот Сайлас: когда-то у него была своя община, друзья, вера... А потом бац! — его предали свои же, вышвырнули как ненужный хлам. И ведь не просто так — обвинили в том, чего он даже представить не мог. Серьезно, ну как люди умудряются так ломать друг друга? Годы он копил монетку к монетке — знаете,
Знакомо, когда жизнь с самого старта подкидывает такие испытания, что кажется — ну всё, конец? Вот наш парень Рокки Деннис живет с редкой хворобой, которая буквально вылепила его лицо в этакую… ну, маску, что ли. Представь — львиная морда, да еще вдвое крупнее обычной. Врачи разводят руками: мол, неизлечимо. Но парень не сдается — вот что поражает! В шестнадцать-то лет! А знаешь, что самое
Знаешь, есть такие истории, которые будто подсмотрены из собственного детства? Вот смотри: шестилетний карапуз Василёк впервые собирается в школу — ну, в этот самый «нулевой класс». И ладно бы просто волнение, как у всех… Но нет! Малыш вбил себе в голову одну мысль: а вдруг там опять всё «понарошку», как в садике? Ну ты помнишь, да? Эти вечные игры в магазин с пластмассовыми овощами,
Фан Шэнь, худой паренёк лет пятнадцати, прячет окровавленный нож за поясом после стычки с цинскими солдатами. Он бежит через рисовые поля в провинции Хэнань, спотыкаясь о камни, пока не натыкается на монаха в заплатанной робе. «Ищешь спасения или мести?» — хрипит старик, вытирая пот с лысины. В монастыре Шаолинь Фану выжигают на плече клеймо новичка — три точки тлеющего благовония. Утренние
Марко Рицци, пятнадцатилетний парень из Милана, находит в мастерской отца-часовщика Антонио разобранный механизм с бронзовым шипом. В ящике верстака — записка с подписью «L.F.»: «Они знают про иглу. Не возвращайся». Запах машинного масла смешивается с ароматом недоеденной фокаччи, которую Антонио всегда оставлял на пергаментной бумаге. Подруга Лючия, перебирая шестерёнки, цепляет шип за рукав
Эдди, седой ветеран с татуировкой якоря на запястье, растит внука Вулфа в домишке с треснувшим крыльцом где-то под Сиэтлом. Утром Вулф, пятнадцатилетний парень в потёртой косухе, запирается в школьном туалете, чтобы спрятать когти — «Опять эти дурацкие рубашки с длинным рукавом», — бормочет он, слыша за дверью смех Томми, местного задиры. Дома Эдди чинит старый холодильник, который гудит, как