Ээро, худой рыбак с обветренными руками, каждое утро проверял сети в порту Хельсинки. Его соседка Айно, владелица кафе *Kala*, подсовывала ему кофе с корицей, ворча: *"Снова в дырявом свитере? Замерзнешь, как прошлой зимой"*. Он отмахивался, пряча в карман фотографию сестры — та исчезла два года назад, оставив лишь записку с испанским адресом: *Carrer dels Miralls, 14*. Тем временем в
Элин, рыжеволосая девушка из шведского городка с узкими улочками и покосившимися красными домами, нашла в муниципальной библиотеке потёртую карту с метками на норвежском языке. Запах старой бумаги смешивался с ароматом глинтвейна из соседнего кафе, когда она показала находку Каю — датскому парнишке в засаленной куртке, чинившему деревянную лодку у причала. «Тут, возле Тронхейма, отметина… Как
Элина, студентка из Хельсинки, нашла в шкафу отца потрёпанный блокнот с координатами — 60.1921° N, 24.9458° E. Рядом лежала фотография: мужчина в очках (её отец, Юхани) и незнакомец в рабочей куртке стояли у парома *Silja Serenade*. Она позвонила Маттиасу, инженеру из Стокгольма, чей номер нацарапан на обложке. «Вы тоже ищете Юхани?» — спросил он, перекрывая шум поезда. Они встретились в кафе у
Джейк торчит в гараже за школой "Лейквью", чинит старый мотоцикл, который нашел на свалке. Рядом Лила, его сестра, ковыряется в ноутбуке с наклейками аниме — пытается взломать школьную сеть, чтобы поднять оценки. «Если директор узнает, тебя отчислят к чертям», — бросает Зейн, их сосед, жуя блин с кленовым сиропом из кафе "Блинная дыра". Внезапно монитор Лилы мерцает: карта
Эйра, женщина с вьющимися рыжими волосами и потрескавшимися от холода руками, копает могилы на кладбище в пригороде Хельсинки. Ее муж, Лейф, исчез три месяца назад, оставив только засаленную карту с отметками в районе порта и записку: *«Не ищи — опасно»*. В подвале их дома она находит ящик с амулетами из слоновой кости, пахнущими ладаном, и письма на сомалийском, подписанные именем Абди. В
Пертта, ветеран береговой охраны с привычкой жевать мятные леденцы, находит в кармане спасжилета обрывок навигационной карты с пометкой *«Hölmö»*. Его напарница Килу, бывшая спасательница с татуировкой чайки на запястье, сопоставляет координаты с маршрутом пропавшей яхты *«Сириус»*, исчезнувшей возле архипелага Нуолуа. В порту Хельсинки они опрашивают пьяного механика Ярмо, который бормочет:
Кайдо, эстонец с рыжими прядями в волосах, разгружал ящики с килькой на таллиннском рынке, когда в кармане зазвол старый Nokia. Лина, шведка в засаленной куртке, в это время ковыряла ключом в замке велосипеда у стокгольмской закусочной «Викингар»: «Чёрт, опять цепь слетела», — пробормотала она, вытирая руки об джинсы. В Хельсинки Ээро, финн с татуировкой медведя на запястье, метил коробки на
Вински, рыжий паренек в потрепанных кроссовках, находит в старом сарае за домом жестяную коробку с надписью *Näkymätön*. Внутри — сероватый порошок, пахнущий мокрым пеплом. "Эй, Матти, глянь!" — кричит он соседу, тыча пальцем в находку. Матти, в очках с толстыми линзами, скептически хмыкает: "Это же старая сода, брось". Вински насыпает порошок на руку — ладонь исчезает. Ребята
Кари Хейсканен, детектив из участка на окраине Хельсинки, три недели торчал в засаде возле клуба «Черный медведь», записывая номера машин с наклейками «No Fear». Его напарник Юкка Мякинен, разливая в треснутые кружки кофе из термоса, усмехнулся: «Смотри, вон тот рыжий — в прошлом месяце у него в багажнике полкило нашли. Теперь как ни в чем не бывало». По рации трещали обрывки фраз: «…груз из
Ээро, слепой массажист из района Каллио в Хельсинки, каждое утро на ощупь раскладывает инструменты в своей клинике: стеклянные банки с травами, валики с шершавой тканью. Его клиентка, пенсионерка Леена, ворчит на скрип деревянного стола, пока он разминает ей плечи: «Опять дождь. У меня суставы, как барометр». Вечером Ээро забирает из ремонтной мастерской старый кассетный плеер — чинят по
Эмилия, жена пастора Лаури, каждое утро варит кофе с кардамоном в старом эмалированном чайнике, пока он перебирает проповедь на кухне с треснувшей плиткой. Их дом в пяти километрах от церкви в Йоутсено — серые стены, скрипучие половицы, фотокарточки умершей дочери Саары на комоде. В четверг, когда Лаури уехал к больной прихожанке, Эмилия нашла в его пальто смятый листок с цифрами «14-89-203» и
В Праге, 1952 год. Карел Новак, 27 лет, бегает по булыжникам Вышеграда каждый рассвет в кедах на резиновой подошве. За ним следит тренер Йозеф Ворачек — бывший сапожник с блокнотом, где вместо схем — зарисовки кроссовок. «Ты жрешь картошку, как будто завтра войны не будет», — бросает Карел в раздевалке, вытирая лицо газетной бумагой. Ворачек молча сует ему банку шпината из немецкого пайка: