Лидия Чебоксарова, в кружевной шали поверх платья с выцветшими рюшами, толкает дочь Надю к браку с купцом Глумовым. «Смотри в оба, — шипит она, разливая чай в гостиной с потрескавшимися обоями. — У него имение под Тулой, лошади, а у нас — долги за квартиру на Тверской». Надя, перебирая ленту шляпки, бурчит: «Любви хочу, не конюшен». Тем временем муж Лидии, Василий, в мятом пиджаке с пятном от
В Ленинграде, в коммуналке на улице Чайковского, слесарь Сергей Михеев и учительница Лида Соколова случайно обнаруживают в стенном шкафу пожелтевший конверт с грифом «Совершенно секретно». На кухне, где пахнет жареной капустой и керосинкой, сосед-ветеран Николай Петрович бормочет: «Опять провода искрят… Давно пора менять». В конверте — схема подземного тоннеля от завода «Красный Октябрь» к
Группа из трёх геологов — Анна, Виктор и пожилой Геннадий — забралась в глухую тайгу под Иркутском, ища редкие минералы. Анна, в потёртой куртке с заплаткой на локте, каждое утро заправляла дневник в полиэтиленовый пакет, чтобы не отсырел. Виктор, вспыльчивый и коренастый, ругался с Геннадием из-за маршрута: «Ты карту 40-го года вытащил — тут уже пять ГЭС построили!» Вечерами у костра ели
Виктор Колесов, слесарь с завода «Красный пролетарий», каждое утро переобувался в ржавый шкафчик рядом с цехом №4. Его соседка по общежитию, Ирина Малышева, студентка политеха, воровала у него папиросы «Беломор» — прятала под стопкой конспектов по термодинамике. «Опять мои сигареты провалились в твои учебники?» — бормотал он, выковыривая ключом заклинивший замок. По пятницам они шли в столовую на
В Ленинграде, в коммуналке на Невском проспекте, живет семья Гордеевых: отец-инженер Виктор, мать-библиотекарь Лидия и их дочь-студентка Ирина. Виктор каждое утро едет на завод «Красный треугольник», где спорит с мастером цеха о нормативах: «Ты хочешь, чтобы станки рассыпались к маю?» — бросает он, закуривая «Беломор». Лидия после работы разбирает книги с запахом пыли, а Ирина тайком рисует
Олег, слесарь с завода «Красный пролетарий», каждое утро пробирался через дворы, заваленные ржавыми бочками, чтобы успеть на смену к семи. В коммуналке на Арбате его ждала Инга — медсестра из пятой поликлиники, вечно пахнущая йодом и валерианой. Они сидели на подоконнике, разминая вчерашний хлеб, и Олег бросал: «В субботу Вадим звал в гараж — говорит, билеты на поезд до Владивостока достал». Инга
Лена, в серой куртке с оторванной пуговицей, каждое утро шла мимо завода «Красный пролетарий», где гудок в семь тридцать будил весь район. Её сосед Сергей, с постоянно запачканными мазутом руками, чинил во дворе «Яву» — подарок отца за окончание ПТУ. «Слышь, Ленка, — кричал он, вытирая тряпкой лицо, — на выходных в парк Горького махнём? Там карусели новые». Она отмалчивалась, зная, что он уже
Серега Громов, в потёртой куртке с оторванной молнией, закидывает мяч в кольцо во дворе школы №14. Мяч со свистом врезается в окно кабинета химии — звон стекла, запах йода из разбитой банки. «Ты чё, балда?!» — кричит Петька, пряча руки в карманы ватника. Учительница Марья Ивановна, стирая с доски формулы, оборачивается: «Опять ты, Громов? Жди звонка родителям!» Дома мать Сереги, Анна Петровна,
В кузнице у реки старый Бертран чинил сломанный замок для городских ворот. Его внук Карел, плотник с зазубренным ножом за поясом, мастерил ловушку из веревок и дубовых досок. «Если патруль пойдет через переулок Святой Анны – сработает», – бросил он Жермене, девчонке-гончарке, которая тайком лепила горшки с едой для беглецов. Рыцарь с черным гербом на плаще держал город в кулаке: в мастерских
В провинциальном городе под Челябинском майор МВД Семён Громов расследует кражу золотых слитков с местного завода. Сторож Иван Кузьмич, затягивая самокрутку, бормочет: *"После смены видел, как Николай Петрович, инженер-то наш, с какими-то в кожанках у склада толклись… Говорят, пропуск у них был поддельный — как будто из обкомовских"*. Громов обыскивает коммуналку Петровича: под
Городничий Антон Антонович, получив письмо о тайном ревизоре, созывает чиновников в покосившейся канцелярии. Земляника, судья Ляпкин-Тяпкин и попечитель богоугодных заведений в потёртых сюртуках перебирают сплетни: «Слышь, из Питера едет, в дормезе с гербом», — бормочет смотритель училищ, поправляя очки. В трактире на окраине, где пахнет пережаренным луком, мелкий чиновник Иван Александрович
В глухой сибирской деревне за Уралом 16-летнюю Антонину Широкову выбрали для обряда, о котором старики шептались у проруби. Отец, лесник Григорий, рубил во дворе лучину, избегая взгляда дочери. «Ты ж не деревянная, Тоня, чтоб гнить тут», — бросила соседка Агафья, заворачивая в вышитый рушник краюху черного хлеба. На рассвете девушку повели к скале с петроглифами — старик Федосей, обмакнув пальцы