В затерянной деревне среди венгерских степей братья Ласло и Иштван копаются в огороде, заросшем чертополохом. Ласло, в потёртой гимнастёрке, выбрасывает комья глины из-под картофельных кустов, а Иштван, щурясь от солнца, поправляет шляпу с выгоревшими полями. «Опять соседи украли лопату», — бормочет Ласло, вытирая пот грязным платком. Вечером, за столом с треснувшим кувшином вина, их мать, Эржи,
Лайош, 19 лет, втирает муку с локтя рубашки, пока его отец, Иштван, кричит из подсобки пекарни на улице Ваци: «Следи за температурой, угли гаснут!». В холодильнике — три пустых лотка от штруделя; завтра свататься к Эржебет, дочери владельца мясной лавки через два квартала. Она в это время натягивает колготки с дыркой на колене, слушая, как мать перечисляет гостей: «Дядя Миклош привезет свиные
Ласло, бывший инженер с фабрики в Буде, каждое утро покупает *куртёшкалач* у уличного продавца возле моста Сечени. Однажды в коробке с выпечкой он находит записку: *«Они следят за водой. Ищи Каталин на площади Ференца»*. В подземном гараже заброшенного кинотеатра «Астория» он сталкивается с Эржебет, студенткой-химиком, которая прячет сумку с ампулами мутной жидкости. «Ты тоже из *их* списка?» —
В казарме под Будапештом младший сержант Йожеф Надь, коренастый мужчина с подусниками, гоняет новобранцев по плацу. Каждое утро — построение: "Шандор, опять ремень не затянут! Ты в цирк пришел?" — рычит он, тыча пальцем в щель между пряжкой и животом солдата. После марш-броска — чистка оружия в душном помещении, пахнущем машинным маслом. Петер, худощавый парень из Дебрецена, ворчит,
Дóра и Лилия, близнецы, разлученные в пять лет на ярмарке в Будапеште. Дора попадает в детдом, где её заставляют чистить картошку ржавым ножом; Лилия оказывается в цирке у старика-фокусника, который учит её воровать часы у зрителей. 1937 год: Дора в синем комбинезоне тайком рисует углём на стенах фабрики — серпы, звёзды, кривые лица начальников. Лилия в Берлине, в чёрном платье с лисьим
В будапештской квартире на улице Ваци, заставленной коробками с консервами и разобранной техникой, рыжий кот Ласло ковыряется в старой рации. Его соседка, черепаховая кошка Тыква, разгребает мусорные мешки под треск помех по радио: «Слушай, тут про какой-то метеорит говорят… Гроза над Дунаем, все электричество сгорит!» Ласло бросает паяльник на стол с пятнами от кофе — из динамиков вырывается
Лили Шаркади, инженер из Будапешта, чинила старый радиопередатчик в подвале дома на улице Ваци, когда заметила повторяющийся сигнал: три длинных гудка, два коротких. В Нью-Йорке Джейкоб Райт, физик с татуировкой уравнения Эйлера на запястье, сидел в закусочной на Бродвее, разбирал салат «Цезарь» и сравнивал графики с ноутбука — аномалии в квантовых колебаниях совпадали с временем сигналов. «Ты
Андраш, плотник с облупившимися костяшками пальцев, копался в рюкзаке за гаражами на окраине Будапешта. Внутри пачки сигарет «Traffic» нашел сложенный вчетверо лист — списки подрядчиков с пометками «откат 15%». В баре «Кумпель» за столиком с липкой скатертью он толкнул бумагу Еве, своей сестре-журналистке: «Смотри, это же те самые стройки у Дуная. Кто-то крышует». Ева, поправляя очки с синей
В Будапеште, в тесном кабинете на третьем этаже дома с облупившейся штукатуркой, собираются шесть человек. Андраш, психотерапевт с привычкой теребить ручку, ведет сеанс. Эва, 28 лет, парикмахер, втирает в ладони остатки лавандового крема, рассказывая о ночных звонках бывшего: «Он говорит, что слышит, как я дышу через стену». Ласло, 65, водитель трамвая на пенсии, перебивает: «А ты выключай
Ласло, водитель трамвая с маршрута 4-6, каждое утро брал булочку с маком в пекарне «Золотой рог» на улице Ракоци. Там же работала Илона — её фартук всегда в муке, а волосы пахли корицей. Однажды её сын Миклош, щурясь на солнце, ткнул пальцем в его жилетку: «Мама говорит, ты мой папа. Правда?». Ласло поперхнулся кофе, оставив коричневое пятно на расписании. «Я даже кота не держу», — буркнул он, но
Эмили, владелица аптеки на углу Парковой и 3-й, заметила, что флаконы с валерьянкой пустеют вдвое быстрее обычного. Запах лекарств смешивался с ароматом её чая с мёдом — каждый день в 15:00, пока старуха Марта ковыряла тростью трещины в витрине. «Ты бы лучше картошку посадил, чем в эти шахты лазить», — бросил Ласло сыну, вытирая машинное масло с рук. Подросток Бенце пропадал в заброшенных
Мегрэ сидел в кабинете 4-го участка на набережной Орфевр, разбирая бумаги по делу об убийстве антиквариата с улицы Муфтар. Дождь стучал по подоконнику, оставляя размытые следы на стекле. На столе — остывший эспрессо в потрескавшейся чашке и фотография жертвы: Пьер Леклер, 58 лет, перерезанное горло, следы борьбы на полу магазина. Лукас, заспанный помощник, бросил папку с показаниями соседей: