Юки нашел ржавый ключ в кармане старой куртки, валявшейся в углу подвала. Рядом Хирото ковырял отверткой в замке генератора, бормоча: *«Почему здесь нет ни одного целого провода?»*. Мина, разбирая консервы с истекшим сроком, вдруг замерла — на этикетке одной банки была дата, совпадающая с днем их рождения. За окном хлопала дверь заброшенной клиники, хотя ветра не было. *«Кто-то закрыл нас
Эйлюль рылась в рюкзаке, пытаясь найти пропавший телефон, когда Дерин протянула ей смятый листок: *"Yarın okul kütüphanesinde buluş. Sırların bedeli var."* («Завтра в школьной библиотеке. У секретов есть цена»). На следующий день у фонтана в парке Йылдыз Айше, разглядывая анонимный аккаунт в соцсети, усмехнулась: *"Bu fotoğraf çekildiğinde Zeynep Antalya’daydı. Nasıl burada
Кайто, парень в потёртой кожаной куртке, каждое утро разгружал ящики с кофейными зёрнами за стойкой *Red Bean Cafe*. Лена, в чёрной школьной юбке и с потёртым рюкзаком, заказывала латте с двойной порцией сиропа, оставляя отпечатки помады на стакане. «Ты опять забыл про встречу после уроков?» — спросила она, вонзив ноготь в пластиковую крышку. Он пожал плечами, вытирая руки о фартук с пятном от
Дэнни влетает в класс, спотыкаясь о портфель, который сам же невидимой рукой отодвинул. Карла закатывает глаза, доставая из кармана куртки смятый чек из кофейни "Молотый кофе" — сегодня утром она случайно прожгла в нем дыру, пытаясь разогреть латте. "Эй, призрак, — шипит она, — твоя мама опять звонила Майлзу. Говорит, нашла твои перчатки для фазового скольжения в стиралке".
Чон Хи, с утра разливая латте в крошечном кафе возле станции Итхэвон, постоянно натыкалась на гитарный чехол Мин Су, который тот оставлял у стойки. «Опять твоя колченогая подставка посреди прохода», — ворчала она, вытирая пенку с рукава. Мин Су, не отрываясь от настройки струн, бросал через плечо: «Зато клиенты из-за нее чаще кофе заказывают — видят, артист настоящий». По вечерам он тащил ее в
В старом портовом районе Монреаля Лиам, 27 лет, в рваной куртке с капюшоном, прячет сумку с документами под мостом Жака Картье. Его сестра Эмили, медсестра в госпитале Святой Марии, звонит ему с таксофона: *"Они уже в районе складов. Будь у памятника в 21:00 — Марк привезёт машину"*. В подвале заброшенной пекарни на улице Сен-Дени группа из пяти человек — в их числе бывший
Эмир, 15 лет, в рваных кроссовках с отклеенной подошвой, каждое утро пробирался через гулкий рынок Капалы Чарши, чтобы успеть к разгрузке фур с мукой. Его отец, Хакан, с лицом, обветренным от ночных смен в пекарне, бросал ему мешок с засохшими лепешками: "Торопись, а то опоздаешь в школу… если она тебе еще нужна". Школа — треснувшие стены в районе Зейтинбурну, где учительница Фатма, в
Эмир, младший аналитик в стамбульском банке на площади Таксим, каждый день проходил мимо Лейлы, которая раскладывала акварели на мосту Галата. Её работы — треснувшие стены домов в Фенере, ржавые якоря у Эминёню — казались ему странными, пока однажды он не услышал, как она спорила с туристом: «Нет, это не Пизанская башня. Это мечеть в Эдирнекапы, её свод рухнул в 2013-м». Он купил эскиз с
Эмир, парень с облупившейся татуировкой скорпиона на запястье, торопился через Гранд-базар, спотыкаясь о ящики с гранатами. Его сестра Айше, в платке с выцветшим узором, ждала у киоска с симитами, жевая лепешку. «Они нашли его ботинок у причала Эминёню, — прошептала она, вытирая пальцы о юбку. — Там кровь… и этот». В руке мелькнул медный амулет с трещиной — тот самый, что их брат Мехмет носил с
Эмир, коренастый грузчик с шершавыми ладонями, разгружал ящики с инжиром в стамбульском порту, когда заметил девушку в выцветшем платье, листающую что-то в блокноте у причала. «Ты не видел книгу в кожаном переплете? — она провела пальцем по облупившейся краске на парапете. — Там страницы с золотыми уголками». В кармане её сумки торчала открытка с адресом букинистической лавки в районе Бешикташ,
Яз, 17 лет, копалась в коробке с бабушкиным тряпьем на чердаке дома в Балате. Пыль щипала нос, а сквозь треснутое окно пробивался крик чаек. «Опять старые платки собираешь?» — голос Нихаль-теизе дрожал, пока она ставила поднос с чакылдой — кусочки рахат-лукума прилипли к жестяной тарелке. В углу коробки мелькнул кожаный корешок. Дневник 1943 года, страницы пахли плесенью: *«Арда сегодня опять
Эмир чинил плетень за хижиной, пока Лейла вывешивала на веревке постиранные коврики. "Курджулар опять утащили двух ягнят", — бросил он, вытирая пот с лица тканью с вышитыми волками. Сестра молча указала на следы у скал — не собачьи, слишком глубокие. Вечером, разбирая старые журналы отца, нашли между страниц об Анкаре пожелтевший лист с метками у родника Карабулак. "Bu harita bize
