Джимми, 23 года, в рваной косухе, таскает усилитель через грязный двор к гаражу, где Лола, его девушка, уже бьёт в барабаны. Они репетируют в Спрингфилде, штат Огайо, третий месяц подряд — местный бар "Красный койот" дал шанс выступить в четверг. Джимми работает ночами в закусочной "Бобер", жарит картошку фри. "Если не сорвём звук, нас вышвырнут как в прошлый раз", —
Мэдди приезжает на Мартас-Винъярд после похорон матери и находит в ящике кухонного стола письмо от отца, о котором не знала. Бен, её сводный брат в засаленной ковбойке, выгружает ящики с бутылками из пикапа: «Ты хоть понимаешь, что полгода не платили за аренду дробилки?» Люси, сестра с розовыми волосами, доедает холодный кофе и тыкает в калькулятор: «Банк позвонил вчера — через месяц аукцион».
Клара, 27 лет, с рыжими волосами до плеч и татуировкой ящерицы на запястье, моет кружки в кафе *Blue Sparrow* на окраине Нью-Йорка. В кармане её поношенного фартука лежит потрёпанная карта метро с пометкой красным маркером: «18:30, бар *Rusty Anchor*». Там она встречает Джека, бывшего морпеха с шрамом через бровь, который пытается продать ей серебряный кулон в форме четырёхлистного клевера.
Ядви, 17 лет, дочь индийского бизнесмена Раджива Шармы, переезжает из Мумбаи в Нью-Йорк после смерти матери. В старом чемодане, обклеенном наклейками Болливуда, она прячет серебряный браслет с гравировкой *«Амрита»* — единственное, что осталось от прошлой жизни. В аэропорту отец, поправляя галстук Armani, бросает: *«Забудь ритуалы. Здесь ты — лицо семьи»*. Первый день в школе заканчивается
Ник, 28 лет, в мятом футболке от бара «The Rusty Anchor», пытается собрать рассыпанные по кухне чеки за коммуналку. Его сестра Эшли, 25, в краске для граффити на джинсах, ставит на плиту кастрюлю с раменом: «Ты опять забыл про счет за свет? У нас через три дня отключат». В их лос-анджелесской двухкомнатной квартире с треснувшим окном в гостиной вечно пахнет старым ковром и лавандовым освежителем.
Ольга, 35 лет, бывший архитектор, приезжает в полузаброшенную деревню Пихтовку за Байкалом. Старая изба с провалившейся крышей, печь, которую не топили с девяностых, соседский пес Барбос, воющий по ночам. Первая встреча с Иваном, местным егерем, происходит у колодца: он молча помогает вытащить ведро, зацепившееся за ржавую цепь. «Здесь вода жесткая, — предупреждает он, кивая на красноватый налет
Чиди, 28-летний инженер-самоучка из Лагоса, чинил генераторы в мастерской возле рынка Икеджу. Его сестра Амина, медсестра в полуразрушенной клинике Ошоди, каждое утро пробиралась через пробки на *okada* — мототакси, — отчитывая водителя: «*Abeg, no speed!* Я не хочу умереть до смены». В их доме в районе Мароко, где пахло жареным плантайном и дизельным дымом, хранились чертежи самодельного ветряка
Чон Джихун, актер с обложек глянцевых журналов, въезжает в квартиру на третьем этаже панельной пятиэтажки в районе Синчхон. Его соседка снизу, Ён Сихён, работает бариста в крошечной кофейне «Мельница», где утром пахнет жжеными зернами и подгоревшими вафлями. Их первый разговор — он в кепке и маске стучит к ней в дверь в два часа ночи: «Посылка для 301-го… Вы не брали?» Она, в растянутом свитере и
Лера, 19 лет, подрабатывает в забегаловке «Сирена» на окраине Чикаго. Каждое утро перед сменой она заклеивает трещину на окне скотчем — стекло разбил местный бродяга, который орет на голубей. Однажды за столиком у окна замечает Кая, 23 года: парень в рваной косухе ковыряется в ноутбуке, залитом кофе. «Эй, ты вчера видела, как возле мусорок трое в чёрном возились?» — бросает он, не отрываясь от
Сурен, водитель троллейбуса №15 в Ереване, каждое утро объезжал проспект Маштоца, слушая пересуды старушек о ценах на гранат. Однажды в салон ворвалась Анаит в рваной кожанке, тыча пальцем в замызганную фотографию: «Ты возил этого типа? У него шрам от уха до подбородка». Сурен покрутил головой, но позже нашел тот же шрам на снимке в конверте, подброшенном под лобовое стекло. Внутри — ключ от
Серхио, худой парень в растянутой майке, ковыряется в радиоприемнике на кухне пятиэтажки в Гаване. Из динамика — хрип: *«Слышу тебя. Это Сергей, Союз-9»*. На балконе сохнут тряпки, в раковине — горка грязных тарелок. Мать, Кармен, ворчит: *«Опять твои провода, вместо учебы»*. Он игнорит, переключает частоты. Ночью, когда вентилятор скрипит, Серхио шепчет в микрофон: *«Как там… видно Кубу?»*.
Мартинас, слесарь с потрескавшимися пальцами от машинного масла, каждое утро проверял холодильник в хрущёвке на окраине Вильнюса — инсулин для дочери Аушры должен был быть холодным. «Опять задержка зарплаты?» — бросал он коллеге Пятрасу, пока тот чинил сломанный замок на воротах фабрики. После увольнения Мартинас уехал собирать виноград в Пьемонте, где хозяйничал Клаудио, бывший футболист с