В вихре исторических интриг и запретной любви разворачивается история о необыкновенной девушке, чья жизнь становится ареной борьбы за свободу и самоопределение. Катерина Вербицкая, воспитанная как благородная дама, с детства окружена роскошью и образованием, но её истинное положение в обществе — крепостная крестьянка. Живя среди богатых помещиков, она балансирует на острие двух миров: утонченного
Кирилл, 27 лет, слесарь с донецкой шахты "Прогресс", после ночной смены натыкается на ржавую коробку с чертежами странного устройства — что-то вроде громоотвода, но с медными спиралями. В углу стоит подпись: «Лаборатория №4, 1986». Заинтересовался, начал ковыряться в архивах заброшенного НИИ за городом. Там встретил Настю, студентку-историка из Харькова, которая искала документы про
Максим, программист из киевского коворкинга на Подоле, впервые увидел Олю на вокзале: её клетчатый чемодан застрял в турникете, а сама она, в выцветшей кофте с капюшоном, пыталась выдернуть ручку. «Колесо отвалилось по дороге, — бросила она, заметив его взгляд. — Идеальный финал трёхчасовой поездки в плацкарте». Он протянул ей старую термокружку с кофе, пока чинил поломку отвёрткой из рюкзака: «У
Катерина, 23 года, работает в киевской кофейне на Подоле. Каждое утро она едет на синей ветке метро до Контрактовой площади, считая трещины в плитке перехода. В кармане — потрепанный блокнот с адресами: ищет младшего брата Мишку, который исчез после призыва в 2014-м. Вечером, в общежитии на Оболони, соседка Оля, парикмахерша, спрашивает: *«Опять в военкомат звонила? Тебе бы в СБУ стучаться, а не
Олег, бывший следователь с подрагивающими от постоянного курения пальцами, сидит в полуразрушенной кофейне на Подоле. За окном — Днепр, серый от осенних дождей. Марьяна, медсестра из ближайшей горбольницы, кладет перед ним папку с фото утопленников: «Третий за месяц. В карманах у всех — куски угля». Ее голос срывается на слове «уголь», будто она глотает комок сажи. Олег щурится, разглядывая
Катя, девятилетняя девочка в поношенной кофте с выцветшим мишкой, каждую ночь рисует углём на обороте расписания занятий. Воспитательница Марьяна, застукав её за этим, хрипло цокает языком: «Опять стены пачкаешь? Альбомов не хватает?» Катя прячет за спиной ладони в синих разводах — её «мама» всегда получается с пустым лицом, только вьющиеся волосы до пят, как в том сне, где они собирают
Оксана втирала пятно от йода на прилавке одесской аптеки, когда за дверью хлопнул «Запорожец» Сергея. Сосед припарковался вплотную к её велосипеду — третью неделю подряд. «Ты хоть зеркала сложи, а то об тебя корзинку поцарапаю!» — крикнула она, вытирая руки об халат с выцветшим логотипом «Фармацевт-плюс». Он вышел, щёлкая семечки, и ткнул пальцем в трещину на плитке под окном: «Это твой кошачий
Вера Ковальчук, хирург в полуразрушенной больнице села Заречное на Харьковщине, утром обнаруживает пустые шкафы в аптеке. Фельдшер Николай, перебирая пузырьки с этикетками «1998», бросает: «Аспирина нет, даже йод закончился». Она берет ключи от старой «Таврии», едет в райцентр — дорогу размыло, машина вязнет в грязи. На обочине видит мужчину, присевшего на корточки: Андрей Гончаренко, фермер,
Ольга втирала виски лавандовой салфеткой, пока Максим тыкал пальцем в рентгеновский снимок: «Смотри — третий ребёнок за месяц с ожогами от печки. Кто их вообще так топит?» За окном моросил дождь, а в приёмном покое громыхали каталкой — привезли таксиста с ножом в бедре. Саша, медсестра с татуировкой кота на запястье, бросила на стол пачку бинтов: «Лифт опять сломался, тащите на пятый этаж сами».
Оксана приехала в село под Воловцом после звонка тети: «Андрей не ночует третий день, печка остыла». В его хате пахло забродившим компотом, на столе валялась расколотая гармонь. Возле речки, под ракитой, нашла братову куртку с вырванным клоком ткани и ржавыми пятнами. Соседка Марья, жуя семечки на лавочке, буркнула: «Вчора бачила його з двома — в чорному, як той грачі». В телефоне Андрея,
Настя, бармен из кофейни на Подоле, разливает латте с дрожащими руками. За ночь она пролистала сотни постов в соцсетях, пока не нашла аккаунт рыжеволосой девушки в тельняшке — та же форма бровей, шрам над губой. «Катя из Одессы. Продаю ракушки и старые открытки», — гласила подпись. Подруга Ира, заедая круассан, фыркнула: «Двойники? Бывает. Моя тётя в Харькове как две капли…» — «Но тут родинка на
Оля, в выцветшем фартуке с пятном от борща, протирала столик в киевском кафе «Верба», когда Катя заказала латте с корицей. У Кати на запястье браслет из проволоки, сама — в кожаной куртке с запахом краски на рукаве. «Ты же не хочешь тут киснуть всю жизнь?» — Катя протянула визитку с адресом мастерской на Подоле. Оля, пряча дрожь в пальцах, согласилась позировать для портрета. Через неделю они
Николай, сварщик из пригорода Жмеринки, находит на кухонном столе смятую записку: *«Не ищи. Всё равно не поймёшь»*. Ручка замерла на слове «Марина», чернила расплылись. Он шарит по шкафам — пропал её синий чемодан с наклейкой аэропорта Шереметьево. Соседка Ольга, вынося ведро с луковой шелухой, бурчит: «Вчера видела, как она садилась в грузовик с польскими номерами. Водитель в кепке «Славутич»
Оксана, в рваных колготках и выцветшей кофте, тряслась в электричке до Киева, сжимая коробку с пирожками от бабушки. В кармане — стопка хрустящих купюр, перевязанных резинкой от прищепки. «На первое время хватит», — бормотала бабка, засовывая деньги в жестяную шкатулку из-под леденцов. В вагоне парень в замасленной куртке, Андрей, угостил ее булкой с маком: «Тебе лицо знакомое… С областного
Олег Марченко, инженер-энергетик из Чернигова, случайно попадает в предвыборный список после того, как местный политтехнолог Семен Грошев находит его старые статьи о коррупции в ЖЭКах. В квартире Олега, заваленной чертежами и пачками счетов за свет, Грошев тычет пальцем в экран ноутбука: «Ты же десять лет ругаешь, что трубы в подвалах гнилые? Вот твой шанс — будешь ругать в Раде». Жена Ирина,
Оксана, 24 года, в спешке перебирает гору грязной посуды в кафе «Подсолнух» на Подоле. За окном — маршрутки, утопающие в снежной каше, а внутри — запах жареных чебуреков и ворчание повара Виктора: «Снова клиент жалуется, что борщ холодный. Ты хоть пробовала его греть?» Она прячет потрескавшиеся от моющего средства руки под фартук, выдыхает: «Через пять минут закрываем. Дай хоть дотащить». По
Вот, представь: жил-был Максим, бизнесмен успешный, дела вроде как на лад шли. Жена у него — журналистка известная, вечно в какие-то дыры земные срывается. Ну, думал, привык уже — командировка как командировка. Но тут она собралась в какую-то забытую деревушку, куда даже связь, кажется, не добивает. Говорят, там еще с совковых времен институт секретный стоял — то ли «витамин счастья» колдовали,