Гамнет (2025)

Эдмунд, резчик по дереву из Лондона, приносил жене Агнес засохшие цветы, которые находил у Темзы. Она, иллюстратор травников, растирала между пальцами сухие лепестки, смешивала их с кремом для рук. В их доме на Айрон-Гейт-лейн пахло древесной стружкой, краской и яблоками. «Смотри, ласточка», — говорил Эдмунд, указывая на птицу за окном. «Не ласточка, стриж», — поправляла Агнес, не отрываясь от эскиза мандрагоры. Он мастерил ей деревянные линейки, она зашивала ему подкладку плаща. Вечерами он читал вслух о путешествиях, а она отмечала маршруты на потёртой карте. На его верстаке всегда лежала её забытая перчатка.

Чума пришла с крысами в трюме корабля из Амстердада. Соседи стали запирать двери, на окнах появились кресты из мела. Эдмунд перестал целовать её на прощание, только кивал, уходя. Он приносил уксус для протирания монет, она раскладывала по комнатам букеты розмарина. Однажды он не пришёл к ужину. Агнес нашла его в мастерской: он сидел, уставившись в стену, а в руке сжимал неоконченную фигурку стрижа. «Я не могу больше чувствовать запах яблок», — сказал он тихо. Она писала письма его сестре в Стратфорд, но гонцы исчезали. Дни сливались: звук колокола, считающего мёртвых, треск огня в камине, пыль на её красках. Он начал спать в мастерской. Она слышала, как он разговаривал сам с собой по-голландски, языком своих давних поездок. Её мир сузился до щели под дверью, куда она просовывала миску с похлёбкой. Решение созрело, как гнойник. Она собрала свои кисти, карты, сушёные травы в старый сундук. На прощанье положила на его верстак засохший цветок, который он ей когда-то принёс. Карета тронулась, а она смотрела на дождь, стекавший по стеклу, и думала о том, что теперь ей придётся самой точить карандаши.