Сталин (1992)

Знаешь, я недавно посмотрел фильм, от которого до сих пор мурашки. Там — вся жизнь Сталина, но не та, что в учебниках. Представь: великий вождь, железная рука, а за кадром — сломанные судьбы его же соратников, семьи, тех, кто ему перечил... И всё это — глазами Светланы, его дочери.

Вот честно — я не ожидал, что буду сопереживать. Ну, Сталин же — монумент, икона, злодей из школьных параграфов. А тут вдруг показывают, как он с дочерью разговаривает: не «товарищ Сталин», а просто отец. Странно, да? С одной стороны, тиран, с другой — человек, который читал ей сказки. Хотя… Может, это и есть самое страшное? Что зло так похоже на нас?

А эти сцены с репрессиями… Боже, как холодно становится. Люди исчезают — просто растворяются, как дым. И Светлана, уже взрослая, вспоминает, как спрашивала отца: «Папа, а где дядя Троцкий?» А он молчит. Или не молчит, но врет так спокойно, будто чай наливает.

И знаешь, что меня больше всего зацепило? Что фильм не кричит «Вот, смотрите, какой ужас!», а шепчет. Как будто сама история через Светлану говорит: «Всё было не так просто. И я до сих пор не понимаю — кого больше потеряла: отца или страну?»

После просмотра сидел, смотрел в потолок. Думал — а если бы мы все могли увидеть тиранов вот так, из-за кулис? Может, меньше было бы слепого поклонения… Или наоборот? Не знаю. Но фильм — как пощечина. Тихая, но от нее звон в ушах стоит.