Любовь и смерть на Лонг-Айленде (1997)

Представьте себе типичного британского интеллектуала — этакого Джайлса Де’Ата. Ну знаете, аристократ до кончиков пальцев, пишет изящные романы, пьёт чай с мизинцем вверх и ненавидит всё современное: телевизор для него — «ящик для идиотов», а кино — «вульгарное шоу для толпы». И вот этот самый Джайлс, словно под гипнозом, залетает на какой-то молодежный киносеанс. Случайно! Может, дверь перепутал, а может, судьба подшутила. И тут — бац! — на экране возникает этот Ронни Восток: улыбка как у Чезариона, глаза наивные, и штаны, кажется, на два размера меньше нужного.

И всё. Пиши пропало. Наш чопорный писатель, который вчера клялся, что «искусство умерло с викторианской эпохой», теперь рыщет по магазинам в поисках плакатов с Ронни, тайком смотрит его интервью на YouTube (да-да, тот самый «ящик для идиотов»!) и оправдывается перед друзьями: «Это для новой книги, исследование современной культуры!» Чистой воды бред, конечно.

А потом он вообще оказывается в доме Ронни на Лонг-Айленде. Ну вы понимаете, да? Это как если бы ваша бабушка внезапно стала груписью рок-звезды. Джайлс, который раньше вздрагивал от громкого смеха, теперь вулканизирует от ревности, страсти и каких-то подростковых порывов. То ли смеяться, то ли плакать. Господи, да он сам не понимает, что с ним происходит! Тоскливо смотрит на закат, держа в руках постер с Ронни, и думает: «Чёрт побери, неужели это я?»

А ведь всё началось с дурацких «Горячих штанишек»… Эх, искусство, ты ли это?