Рио Гранде (1950)

В форте возле пересохшего колодца сержант Элиас Кроу дергает поводья оседланного мустанга, глядя на пыль от приближающихся всадников. Его дочь Марта, в платье с выгоревшими на солнце заплатками, тащит ведро с мутной водой к лачуге, где её мать Лора вытирает ружьё тряпкой, пропитанной керосином. «Апачи взяли шахту у Брэкстоунов, — бормочет Элиас, поправляя кобуру. — Опять хоронить будем, а не урожай собирать». Марта бросает ведро, вода расплёскивается по камням: «Ты обещал, что после Сьерра-Бланка мы уедем». Из каньона доносится треск винтовок — капрал Джесс в рваной шинели скачет к воротам, крича о подожжённых телеграфных столбах.

На ранчо Брэкстонов старик Клайд с сигарой в зубах чинит сломанную упряжь, когда его сын Хэнк вваливается в сарай с окровавленным платком на руке: «Договорились с контрабандистами из Хуареса — порох дадут, если отдадим половину скота». Клайд швыряет молоток в стену: «Ты хоть понимаешь, кто эти ублюдки? Они тебя в гроб вгонят раньше, чем апачи». Тем временем Элиас ведёт отряд через перевал, находя под скалой стрелу с чёрным оперением — знак вождя Тасинка. У ручья Марта находит раненого апачского мальчишку, прячет его в пещере, пока Лора рвёт рубаху на бинты. «Если отец узнает…» — шепчет она, а мать прерывает: «Он и сам в пятнадцать лет дезертировал — семейная традиция».